ISSN 2412-4036 (print)
ISSN 2713-1823 (online)

Special features of the psycho-emotional state of comorbid patients in therapist’s practice: what is important to take into consideration in their curation tactics

Shishkova V.N.

1) National Medical Research Center for Therapy and Preventive Medicine of the Ministry of Healthcare of Russia, Moscow; 2) A.I. Yevdokimov Moscow State University of Medicine and Dentistry of the Ministry of Healthcare of Russia
Abstract. Psycho-emotional disorders such as depression and anxiety disorders are important modifiable risk factors for the development and complications of many chronic non-communicable diseases. A special feature of such comorbidity is the significant negative impact of psychoemotional disorders at the motivation and adherence of patients to a healthy lifestyle and various variants of therapy. The actuality of screening and correction of psycho-emotional disorders in the practice of general practitioners is based, on the one hand, due to their high incidence in patients with chronic non-communicable diseases, deterioration of life quality and an increase in adverse outcomes, and, on the other hand, due to insufficient awareness of the possibilities of correcting the psycho-emotional state of patients with comorbidity. Therapy for psychoemotional disorders includes both drug and non-drug methods, however, the efficacy of such treatment in relation to the clinical course and prognosis in patients with different comorbidity options is not the same. Current review presents the most common variants of comorbidity of psycho-emotional disorders and somatic diseases in therapeutic practice.

Keywords

psycho-emotional disorders
depression
anxiety disorders
chronic non-communicable diseases
comorbidity
tofisopam

АКТУАЛЬНОСТЬ

В течение последних десятилетий отмечается увеличение распространенности нарушений психического здоровья у населения большинства стран мира, при этом наиболее частыми среди них являются психоэмоциональные расстройства аффективного спектра – депрессии и тревожные расстройства [1]. В России распространенность депрессии составляет 8,8%, тревожных расстройств – 18,1%, однако среди пациентов с хроническими заболеваниями, обращающихся за медицинской помощью в амбулаторные и стационарные учреждения здравоохранения, частота встречаемости этих нарушений в несколько раз выше: она достигает 50% [2].

Исследовательский интерес к изучению взаимодействий между хроническими заболеваниями и психоэмоциональными расстройствами, в первую очередь депрессией и тревогой, значительно возрос за последние годы в связи с их высокой распространенностью у лиц, имеющих хотя бы одно хроническое заболевание по сравнению с теми, у кого нет ни одного заболевания [3]. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, лица с хроническими заболеваниями значительно чаще страдают от депрессии и тревожных расстройств, что свидетельствует о значимости проблемы коморбидности хронических соматических заболеваний и психоэмоциональных нарушений [1]. В настоящее время высокая встречаемость депрессии и тревожных расстройств наиболее часто регистрируется среди пациентов с такими хроническими патологиями, как сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ), хроническая обструктивная болезнь легких (ХОБЛ), сахарный диабет (СД) 1-го и 2-го типа, хроническая болезнь почек (ХБП) и онкологические заболевания [3, 4].

Проведенные исследования показали, что психоэмоциональные расстройства могут увеличивать риск развития как хронических соматических патологий, так и их неблагоприятных исходов [5–8]. Кроме того, отмечено, что психоэмоциональные нарушения почти в 3 раза чаще встречаются у лиц с мультиморбидностью, т.е. наличием двух или более хронических соматических заболеваний, по сравнению с лицами без мультиморбидности или без хронических заболеваний [9, 10].

Соматические заболевания и психоэмоциональные нарушения могут развиваться независимо или быть взаимосвязанными на разных этапах своего формирования и прогрессирования. Важные психологические аспекты такой коморбидности заключаются в том, что пациенты могут неохотно признавать наличие психоэмоциональных нарушений или даже не осознавать их наличие ввиду перекрывающихся физических симптомов тревоги или депрессии с имеющимися соматическими заболеваниями [3, 4]. Принимая во внимание тот факт, что психоэмоциональные нарушения выступают частым осложнением хронических соматических заболеваний, их негативное воздействие на течение болезни может реализоваться через влияние на самоконтроль и приверженность к терапии. Наблюдательные исследования свидетельствуют, что мультиморбидность часто предшествует развитию психоэмоциональных нарушений – депрессии и тревожных расстройств, что можно объяснить такими факторами, как хроническая боль, слабость, тяжесть симптомов соматических заболеваний и значимые функциональные нарушения [10]. Рассмотрим наиболее частые варианты коморбидности психоэмоциональных нарушений и соматических заболеваний в терапевтической практике.

ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ И ХРОНИЧЕСКАЯ ОБСТРУКТИВНАЯ БОЛЕЗНЬ ЛЕГКИХ

Депрессия и тревожные расстройства – частые коморбидные состояния у пациентов с ХОБЛ, но их влияние на основные показатели здоровья у этой группы пациентов до настоящего времени остается плохо изученным [7, 11]. Показано, что психоэмоциональные нарушения могут увеличивать риск обострения ХОБЛ и госпитализаций, что требует дополнительного изучения этой проблемы с целью уточнения механизмов взаимосвязи. Также было установлено, что депрессия и тревожные расстройства при обострении ХОБЛ связаны между собой, при этом влияние тревожных расстройств больше ассоциировано с течением острой фазы ХОБЛ, а на клинические проявления депрессии влияет частота госпитализаций [12].

Описано значимое влияние психоэмоциональных нарушений у пациентов с ХОБЛ на приверженность к терапии. По данным исследований, почти половина пациентов с ХОБЛ не соблюдают назначенное лечение и сообщают о тревоге и депрессии как о сопутствующих заболеваниях, что приводит к более высокой частоте обострений, госпитализаций и худшим клиническим исходам. При этом была выявлена значимая отрицательная взаимосвязь между депрессией, тревогой и приверженностью к терапии у пациентов с ХОБЛ. Однако, в случае присоединения эффективного лечения психоэмоциональных нарушений, отмечалось снижение риска госпитализации пациентов с ХОБЛ благодаря возрастанию приверженности к терапии поддерживающими дозами ингаляционных препаратов [13].

В крупном когортном национальном исследовании было выявлено увеличение распространенности психоэмоциональных нарушений (депрессии и/или тревожных расстройств) с 5 до 21,3% в течение 2 лет с момента диагностирования ХОБЛ, тогда как распространенность этих нарушений в контрольной популяции за тот же период увеличилась незначительно – с 2,8 до 4,1% [14]. Тревожные расстройства и депрессия, наряду с хронической сердечной недостаточностью (ХСН), ишемической болезнью сердца (ИБС), инсультом, остеопорозом и раком легких, вошли в список коморбидных заболеваний, связанных с увеличением числа тяжелых обострений ХОБЛ. Еще одним тревожным открытием стала связь депрессии с повышенной смертностью у пациентов с ХОБЛ [14]. Проведенные исследования продемонстрировали негативное влияние психоэмоциональных расстройств на прогноз пациентов с ХОБЛ, обусловленное снижением приверженности к лечению и уменьшением физической активности в сочетании с общим падением качества жизни, что, в свою очередь, может являться причиной частых тяжелых обострений, требующих госпитализации и вызывающих увеличение смертности [15].

Несмотря на данные, свидетельствующие о высокой распространенности и чрезвычайно негативном влиянии психоэмоциональных нарушений на течение ХОБЛ, в настоящее время проведено очень мало клинических исследований с применением как фармакологических, так и психологических методов лечения депрессии и тревожных расстройств у пациентов с этим заболеванием.

ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ И САХАРНЫЙ ДИАБЕТ

Примерно треть пациентов с СД 1-го и 2-го типа испытывает клинически значимые симптомы эмоционального дистресса, начиная от проблем адаптации и заканчивая более распространенными психоэмоциональными нарушениями, включая тревогу, депрессию и расстройства пищевого поведения [5, 16–24]. Эпидемиологические исследования демонстрируют, что у пациентов с СД 1-го и 2-го типа в 2 раза повышен риск развития клинической депрессии и тяжелых тревожных расстройств по сравнению с населением в целом [17–20]. Развитие таких коморбидных состояний, как большое депрессивное расстройство и/или генерализованное тревожное расстройство, ассоциировано с инвалидностью у больных с СД [21]. У женщин с СД 2-го типа на ранних сроках беременности симптомы тревоги и/или депрессии выявляются в 40% случаев, что негативно влияет на достижение оптимального контроля гликемии на поздних сроках беременности [22]. В метаанализе, включившем 43 рандомизированных контролируемых исследования (РКИ), в которых изучались результаты медикаментозной и немедикаментозной терапии депрессии у 3543 пациентов с СД, было показано положительное влияние применяемых методов лечения при коморбидной депрессии, однако данная терапия не приводила к улучшению гликемического контроля [23]. Данные, полученные в систематическом обзоре, подтвердили минимальный клинический эффект от методов психотерапии психоэмоциональных нарушений в улучшении контроля за уровнем гликированного гемоглобина у взрослых с СД 2-го и 1-го типа [24].

Таким образом, психоэмоциональные нарушения, такие как тревожные расстройства и депрессия, широко распространены у пациентов с СД и могут быть эффективно скорректированы как с помощью психофармакотерапии, так и немедикаментозными методами. Однако результаты влияния такой терапии на гликемический контроль весьма скромные, а возможность прогностического воздействия не известна.

ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ И ХРОНИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ ПОЧЕК

Распространенность депрессии и тревожных расстройств у пациентов с ХБП возрастает от 1 к 5-й стадии заболевания и составляет от 21% до 39%, а для перенесших трансплантацию почки – 25,7%. Таким образом, психоэмоциональные расстройства развиваются примерно у четверти взрослых пациентов с ХБП вне зависимости от причины почечной патологии [6, 25, 26].

Пациенты с ХБП, страдающие депрессией, имеют низкое качество жизни, высокую частоту госпитализации и более низкую продолжительность жизни, чем пациенты без депрессии. Однако, применение антидепрессантов, эффективных в популяции в целом, у пациентов с ХБП не изучено, в том числе в отношении исходов [26]. Изменение фармакокинетических параметров многих препаратов, применяемых для лечения психоэмоциональных нарушений, требует коррекции их доз у пациентов с ХБП. Так, при ХБП 3–5 стадий необходимо снизить дозы селегилина, амитриптилина, венлафаксина, десвенлафаксина, милнаципрана, бупропиона, ребоксетина, тианептина и многих других активно применяемых препаратов в психофармакотерапии. С другой стороны, доказательств эффективности терапии антидепрессантами, по сравнению с плацебо, у пациентов с ХБП 3–5 стадии и коморбидными психоэмоциональными нарушениями, в настоящее время недостаточно [27]. Более того, существующие данные свидетельствуют о том, что у части пациентов с ХБП 5 стадии антидепрессанты могут приносить больше вреда, чем пользы, поэтому целесообразно проведение исследований по оценке селективной отмены такой терапии [28]. Таким образом, для изучения возможного влияния психофармакотерапии на состояние и прогноз пациентов с ХБП и коморбидными психоэмоциональными нарушениями требуется выполнение хорошо спланированных РКИ.

ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ И ОНКОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Пациенты с онкозаболеваниями подвержены высокому риску развития психоэмоциональных нарушений в сочетании с низким качеством жизни, обусловленным состоянием здоровья. Около 42,7 и 24,8% пациентов с онкологическими заболеваниями чувствуют тревогу и депрессию, и только около 15,5% из них принимают лекарства для лечения этих состояний [8, 29]. Распространенность депрессии у онкологических больных колеблется от 8 до 24% и зависит от типа рака и этапа лечения. Распространенность депрессии различается у пациентов с разными видами рака: от 3% у больных раком легкого до 31% у больных раком пищеварительного тракта. Также распространенность депрессии достигает максимума (14–27%) во время активного лечения [30]. Исследования показали, что клинически выраженные депрессия и тревога связаны с более высокой заболеваемостью раком и более низкой выживаемостью при раке. Психологический дистресс (симптомы субклинической депрессии и тревоги) ассоциирован с более высокой смертностью от рака и более низкой выживаемостью при раке, но не с увеличением заболеваемости раком. В целом, по данным исследований, депрессия и тревожные расстройства сопряжены с повышенным риском развития рака легких, рака молочной железы, рака полости рта, предстательной железы и кожных покровов, с более высокой вероятностью смерти от рака легких, мочевого пузыря, молочной железы, прямой кишки, кроветворной системы, почек и предстательной железы, а также с повышенным риском смерти от любых причин у больных раком легких [31]. Было показано, что ранние психотерапевтические вмешательства, такие как психотерапия и применение отпускаемых по рецепту лекарств, могут положительно повлиять на психическое благополучие и качество жизни пациентов с онкологическими заболеваниями [31].

Таким образом, данные современных исследований дают возможность предположить, что психоэмоциональные нарушения, такие как депрессия и тревожные расстройства, могут играть этиологическую роль и оказывать влияние на прогноз у пациентов с онкозаболеваниями. Раннее выявление и эффективное лечение депрессии и тревожных расстройств у онкологических больных, а также населения в целом, могут иметь важное значение как для общественного здравоохранения, так и клинической практики.

ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ И СЕРДЕЧНО-СОСУДИСТЫЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Наиболее хорошо изучена взаимосвязь психоэмоциональных нарушений и ССЗ. Депрессия и тревожные расстройства связаны с основными неблагоприятными кардиоваскулярными событиями, повторной госпитализацией и смертью, независимо от традиционных факторов риска [32–35].

С депрессией чаще всего ассоциированы атеросклеротические ССЗ [35], что предвещает неблагоприятные сердечно-сосудистые исходы. Каждый пятый пациент с ИБС или ХСН страдает депрессией [34, 36]. Пациенты с ССЗ и депрессией подвержены повышенному риску повторных сердечно-сосудистых событий и смертности. У пациентов с депрессией и острым коронарным синдромом (ОКС) в 2 раза увеличивается риск серьезных кардиоваскулярных событий в будущем. Высокий уровень депрессии ассоциируется с ранее перенесенным инсультом у мужчин и мультиморбидностью (более 3 хронических заболеваний) у женщин. Депрессия почти в 2 раза увеличивает риск возникновения ИБС, в 1,4 раза – риск инсульта и в 1,2 раза – общую смертность [35–38]. Особенно негативно депрессия влияет на сердечно-сосудистый прогноз после ОКС [38]. По данным исследования ЭССЕ-РФ, женщины с субклинической или клинически выраженной депрессией умирали в 2,2 и 2,4 раза чаще, а мужчины с субклинической или клинически выраженной клинической депрессией – в 1,5 раза [39]. Клиническая депрессия повышает вероятность комбинированных смертельных и несмертельных исходов у больных с артериальной гипертензией и ИБС в 1,6 раза, риск смерти от ССЗ – в 1,6 раза и риск смерти от всех причин – в 1,8 раза [40]. У лиц пожилого возраста усиление депрессивных симптомов связано со смертностью от всех причин. Депрессия ассоциирована с привычками, негативно влияющими на здоровье (курение, гиподинамия, не рациональное питание и т.д.), и со снижением приверженности к лечению [41].

Тревожные расстройства также широко распространены среди различных групп населения России: по данным исследования ЭССЕ-РФ, их частота составляет 18,1% (10,9% у мужчин и 22,7% у женщин) [2].Тревожные расстройства в течение жизни развиваются почти у четверти популяции, а симптомы патологической тревоги выявляются у 30–40% больных, обращающихся к врачам общей практики [38]. Тревожные состояния выступают независимыми факторами риска ИБС, кардиальных осложнений и смерти вследствие ОКС. Показана значимая связь тревожных расстройств и риска развития ОКС. Тревожные расстройства увеличивают угрозу возникновения и развития ССЗ, особенно в мужской популяции, и представляют прогностический риск для последующих серьезных неблагоприятных коронарных событий у лиц с ССЗ (ОКС, ХСН, коронарной реваскуляризации и инсульта) [2, 3, 42].

ЛЕЧЕНИЕ ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНЫХ НАРУШЕНИЙ

В отношении немедикаментозной коррекции показано, что обучение управлению стрессом, контролируемая физическая активность, применение техник релаксации, когнитивно-поведенческая терапия и психотерапевтическое вмешательство (групповое и индивидуальное) способствуют снижению выраженности стресса, напряжения, тревожных и депрессивных симптомов, улучшению общего самочувствия и эмоционального фона, а также характеризуются улучшением результатов лечения ССЗ и снижением смертности от всех причин [2, 3, 43].

Фармакотерапия психоэмоциональных нарушений включает применение селективных ингибиторов обратного захвата серотонина, которое у пациентов с ИБС снижает частоту повторной госпитализации и смертность от всех причин [44]. Однако, для при ХСН использование любых антидепрессантов сопряжено с повышенным риском сердечной и общей смертности [45]. Использование психофармакотерапии (антидепрессанты, нейролептики) может быть связано с повышенным риском внезапной сердечной смерти, поэтому пациентов с ССЗ и тяжелыми психоэмоциональными расстройствами необходимо курировать совместно с психиатрами, обсуждая возможность безопасного лечения [45, 46].

Следует подчеркнуть, что в настоящее время для врачей-интернистов доступны алгоритмы ведения коморбидных пациентов с тревожными расстройствами, включающие применение безопасных лекарственных средств [4]. Так одним из препаратов выбора в этом плане является тофизопам. Он представляет собой производное бензодиазепина, которое имеет иное расположение нитрогенной группы, что и определяет ряд его специфических характеристик: при его приеме не развивается физическая зависимость, отсутствуют седативный и миорелаксирующий эффекты, кроме того, препарат не нарушает интеллектуальную деятельность, не потенцирует действие алкоголя, но при этом обладает легким стимулирующим эффектом. В клинических ситуациях, когда необходимо купировать состояние тревоги у пациента, не вызвав при этом значительной седации, назначаются дневные транквилизаторы, не вызывающие сонливости и нарушения когнитивного функционирования. Тофизопам – типичный дневной транквилизатор и поэтому может применяться у пациентов, продолжающих выполнять свои профессиональные обязанности [47].

Также тофизопам обладает самым мощным вегетостабилизирующим эффектом, в связи с чем широко используется для лечения психовегетативного синдрома [48]. Взрослым обычно назначают по 50–100 мг (1–2 таблетки) препарат 1–3 раза/ сут. Максимальная суточная доза тофизопама составляет 300 мг, длительность терапии – от 4 до12 нед, т.е. в отличие от обычных транквилизаторов возможно длительное безопасное его применение. Следует подчеркнуть, что эффективность и безопасность тофизопама к настоящему времени хорошо изучены у пациентов с различными хроническими заболеваниями, в том числе с тяжелыми ССЗ, которые часто сочетаются с тревогой, – ИБС, ХСН, ОКС [47–50]. Опубликованный обзор клинических исследований также свидетельствует об успешном применении тофизопама в терапии тревоги у больных ИБС, особенно при наличии атипичных болей в области сердца, а также у пациентов с нарушениями сердечного ритма и с соматовегетативной симптоматикой [47]. Касаясь других распространенных хронических соматических болезней, можно отметить благоприятный эффект тофизопама у пациентов с функциональными заболеваниями желудочно-кишечного тракта и бронхиальной астмой [51, 52]. Во всех исследованиях была отмечена положительная динамика не только в нормализации психоэмоционального состояния, но и значимая редукция основных проявлений тревоги на фоне терапии этим дневным транквилизатором.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сложность оценки взаимосвязи между психоэмоциональными расстройствами и хроническими соматическими заболеваниями на различных этапах их формирования и развития, а также их способность влиять на прогноз пациентов с коморбидностью, формирует стойкое убеждение в необходимости более подробного изучения этих вопросов с привлечением специалистов как в области внутренних заболеваний, так и психических процессов. Рекомендации для будущих исследований должны включать изучение причинно-следственных связей и механизмов, объясняющих функциональное взаимодействие между тревогой, депрессией и течением хронических соматических заболеваний, а также разработку комплексного систематического подхода к терапии таких состояний. Современные аспекты коррекции психоэмоциональных состояний включают применение надежных и безопасных лекарственных средств, например, таких как тофизопам, что представляет собой ключевой элемент эффективной стратегии ведения коморбидных пациентов.

References

1. GBD 2017 Disease and Injury Incidence and Prevalence Collaborators. Global, regional, and national incidence, prevalence, and years lived with disability for 354 diseases and injuries for 195 countries and territories, 1990–2017: A systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2017. Lancet. 2018; 392(10159): 1789–858. https://dx.doi.org/10.1016/S0140-6736(19)31047-5.15.

2. Драпкина О.М., Концевая А.В., Калинина А.М. с соавт. Профилактика хронических неинфекционных заболеваний в Российской Федерации. Национальное руководство 2022. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2022; 21(4): 5–232. [Drapkina O.M., Kontsevaya A.V., Kalinina A.M. et al. 2022 prevention of chronic non-communicable diseases in of the Russian Federation. National guidelines. Kardiovaskulyarnaya terapiya i profilaktika = Cardiovascular Therapy and Prevention. 2022; 21(4): 5–232 (In Russ.)].https://dx.doi.org/10.15829/1728-8800-2022-3235. EDN: DNBVAT.

3. Драпкина О.М., Шишкова В.Н., Котова М.Б. Психоэмоциональные факторы риска хронических неинфекционных заболеваний в амбулаторной практике. Методические рекомендации для терапевтов. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2022; 21(10): 97–117. [Drapkina O.M., Shishkova V.N., Kotova M.B. Psychoemotional risk factors for non-communicable diseases in outpatient practice. guidelines for internists. Kardiovaskulyarnaya terapiya i profilaktika = Cardiovascular Therapy and Prevention. 2022; 21(10): 97–117 (In Russ.)]. https://dx.doi.org/10.15829/1728-8800-2022-3438. EDN: SAGMPE.

4. Шишкова В.Н., Драницына Б.Г., Драпкина О.М. Алгоритмы ведения пациентов с тревогой в практике терапевта. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2023; 22(2): 63–69. [Shishkova V.N., Dranitsyna B.G., Drapkina O.M. Algorithms for the management of patients with anxiety in the internist’s practice. Kardiovaskulyarnaya terapiya i profilaktika = Cardiovascular Therapy and Prevention. 2023; 22(2): 63–69 (In Russ.)]. https://dx.doi.org/10.15829/1728-8800-2023-3526. EDN: NKQFOC.

5. Tong A., Wang X., Li F. et al. Risk of depressive symptoms associated with impaired glucose metabolism, newly diagnosed diabetes, and previously diagnosed diabetes: A meta-analysis of prospective cohort studies. Acta Diabetol. 2016; 53(4): 589–98.https://dx.doi.org/10.1007/s00592-016-0845-1.

6. Palmer S., Vecchio M., Craig J.C. et al. Prevalence of depression in chronic kidney disease: systematic review and meta-analysis of observational studies. Kidney Int. 2013; 84(1): 179–91. https://dx.doi.org/10.1038/ki.2013.77.

7. Xiao T., Qiu H., Chen Y. et al. Prevalence of anxiety and depression symptoms and their associated factors in mild COPD patients from community settings, Shanghai, China: A cross-sectional study. BMC Psychiatry. 2018; 18(1): 89.https://dx.doi.org/10.1186/s12888-018-1671-5.

8. Krebber A.M., Buffart L.M., Kleijn G. et al. Prevalence of depression in cancer patients: A meta-analysis of diagnostic interviews and self-report instruments. Psychooncology. 2014; 23(2): 121–30. https://dx.doi.org/10.1002/pon.3409.

9. Read J.R., Sharpe L., Modini M. et al. Multimorbidity and depression: A systematic review and meta-analysis. J Affect Disord. 2017; 221: 36–46. https://dx.doi.org/10.1016/j.jad.2017.06.009.

10. Ronaldson A., de la Torre J.A., Prina M. et al. Associations between physical multimorbidity patterns and common mental health disorders in middle-aged adults: A prospective analysis using data from the UK Biobank. Lancet Reg Health Eur. 2021; 8: 100149. https://dx.doi.org/10.1016/j.lanepe.2021.100149.

11. Long D.J., Ouyang Y., Duan H. et al. Multiple factor analysis of depression and/or anxiety in patients with acute exacerbation chronic obstructive pulmonary. Int J Chron Obstruct Pulmon Dis. 2020; 15: 1449–64. https://dx.doi.org/10.2147/COPD.S245842.

12. Wen-Tao D., Xue-Xiu C., Zun-Jiang C. et al. The relationship between hospitalization frequency of acute exacerbation of chronic obstructive pulmonary disease and anxiety and depression. Front Genet. 2022; 13: 817727.https://dx.doi.org/10.3389/fgene.2022.817727.

13. Volpato E., Toniolio S., Pagnini F., Banfi P. The relationship between anxiety, depression and treatment adherence in chronic obstructive pulmonary disease: A systematic review. Int J Chron Obstruct Pulmon Dis. 2021; 16: 2001–21.https://dx.doi.org/10.2147/COPD.S313841.

14. Stallberg B., Janson C., Larsson K. et al. Real-world retrospective cohort study ARCTIC shows burden of comorbidities in Swedish COPD versus non-COPD patients. NPJ Prim Care Respir Med. 2018; 28(1): 33. https://dx.doi.org/10.1038/s41533-018-0101-y.

15. Zareifopoulos N., Bellou A., Spiropoulou A., Spiropoulos K. Prevalence, contribution to disease burden and management of comorbid depression and anxiety in chronic obstructive pulmonary disease: A narrative review. COPD. 2019; 16(5–6): 406–17.https://dx.doi.org/10.1080/15412555.2019.1679102.

16. Peyrot M., Rubin R.R., Lauritzen T. et al. Psychosocial problems and barriers to improved diabetes management: Results of the cross-national diabetes attitudes, wishes and needs (DAWN) study. Diabetes Med. 2005;22(10): 1379–85.https://dx.doi.org/10.1111/j.1464-5491.2005.01644.x.

17. Perrin N.E., Davies M.J., Robertson N. et al. The prevalence of diabetes-specific emotional distress in people with type 2 diabetes: A systematic review and meta-analysis. Diabetes Med. 2017; 34(11): 1508–20. https://dx.doi.org/10.1111/ dme.13448.

18. Mezuk B., Eaton W.W., Albrecht S., Golden S.H. Depression and type 2 diabetes over the lifespan: A meta-analysis. Diabetes Care. 2008; 31(12): 2383–90. https://dx.doi.org/10.2337/dc08-0985.

19. Barnard K.D., Skinner T.C., Peveler R. The prevalence of co-morbid depression in adults with type 1 diabetes: Systematic literature review. Diabetes Med. 2006; 23(4): 445–48. https://dx.doi.org/10.1111/j.1464-5491.2006.01814.x.

20. Huang C.J., Hsieh H.M., Tu H.P. et al. Generalized anxiety disorder in type 2 diabetes mellitus: Prevalence and clinical characteristics. Braz J Psychiatry. 2020; 42(6): 621–29. https://dx.doi.org/10.1590/1516-4446-2019-0605.

21. Deschenes S., Burns R.J., Schmitz N. Associations between diabetes, major depressive disorder and generalized anxiety disorder comorbidity, and disability: Findings from the 2012 Canadian Community Health Survey – Mental Health (CCHS-MH). Psychosom Res. 2015; 78(2): 137–42. https://dx.doi.org/10.1016/j.jpsychores.2014.11.023.

22. Asbjornsdottir B., Vestgaard M., Do N.C. et al. Prevalence of anxiety and depression symptoms in pregnant women with type 2 diabetes and the impact on glycaemic control. Diabet Med. 2021; 38(3): e14506. https://dx.doi.org/10.1111/dme.14506.

23. Van der Feltz-Cornelis C., Allen S.F., Holt R.I.G. et al. Treatment for comorbid depressive disorder or subthreshold depression in diabetes mellitus: Systematic review and meta-analysis. Brain Behav. 2021; 11(2): e01981. https://dx.doi.org/10.1002/brb3.1981.

24. Winkley K., Upsher R., Stahl D. et al. Psychological interventions to improve self-management of type 1 and type 2 diabetes: A systematic review. Health Technol Assess. 2020; 24(28): 1–232. https://dx.doi.org/10.3310/hta24280.

25. Palmer S., Vecchio M., Craig J.C. et al. Prevalence of depression in chronic kidney disease: systematic review and meta-analysis of observational studies. Kidney Int. 2013; 84(1): 179–91. https://dx.doi.org/10.1038/ki.2013.77.

26. Stasiak C.E.S., Bazan K.S., Kuss R.S. et al. Prevalence of anxiety and depression and its comorbidities in patients with chronic kidney disease on hemodialysis and peritoneal dialysis. J Bras Nefrol. 2014; 36(3): 325–31. https://dx.doi.org/10.5935/0101-2800.20140047.

27. Nagler E.V., Webster A.C., Vanholder R., Zoccali C. Antidepressants for depression in stage 3-5 chronic kidney disease: A systematic review of pharmacokinetics, efficacy and safety with recommendations by European Renal Best Practice (ERBP). Nephrol Dial Transplant. 2012; 27(10): 3736–45. https://dx.doi.org/10.1093/ndt/gfs295.

28. Chilcot J., Farrington K. The case for selective withdrawal of antidepressants in patients with advanced kidney disease. J Am Soc Nephrol 2019; 30(7): 1339–40. https://dx.doi.org/10.1681/ASN.2019030308.

29. Wasteson E. Mood disorders in patients with cancer. Lancet Oncol. 2011; 12(2): 114–15.https://dx.doi.org/10.1016/S1470-2045(11)70007-9.

30. Krebber A.M.H., Buffart L.M., Kleijn G. et al. Prevalence of depression in cancer patients: Meta-analysis of diagnostic interviews and self-report instruments. Psychooncology. 2014; 23(2) :121–30. https://dx.doi.org/10.1002/pon.3409.

31. Wang Y.H., Li J.Q., Shi J.F. et al. Depression and anxiety in relation to cancer incidence and mortality: A systematic review and meta-analysis of cohort studies. Mol Psychiatry. 2020; 25(7): 1487–99. https://dx.doi.org/10.1038/s41380-019-0595-x.

32. Celano C.M., Millstein R.A., Bedoya C.A. et al. Association between anxiety and mortality in patients with coronary artery disease: A meta-analysis. Am Heart J. 2015; 170(6): 1105–15. https://dx.doi.org/10.1016/j.ahj.2015.09.013.

33. Шишкова В.Н., Устарбекова Д.Б., Шишков В.А. с соавт. Психоэмоциональные нарушения у пациентов с хронической сердечной недостаточностью. Терапия. 2022; 8(1): 44–49. [Shishkova V.N., Ustarbekova D.B., Shishkov V.A. et al. Psycho-emotional disorders in chronic heart failure patients. Terapiya = Therapy. 2022; 8(1): 44–49 (In Russ.)].https://dx.doi.org/10.18565/therapy.2022.1.44-49. EDN: JKEKXX.

34. Vaccarino V., Badimon L., Bremner J.D. et al. Depression and coronary heart disease: 2018 position paper of the ESC working group on coronary pathophysiology and microcirculation. Eur Heart J. 2020; 41(17): 1687–96. https://dx.doi.org/10.1093/eurheartj/ehy913.

35. Daskalopoulou M., George J., Walters K. et al. Depression as a risk factor for the initial presentation of twelve cardiac, cerebrovascular, and peripheral arterial diseases: Data linkage study of 1.9 million women and men. PLoS One. 2016; 11(4): e0153838.https://dx.doi.org/10.1371/journal.pone.0153838.

36. Peters A., McEwen B.S. Stress habituation, body shape and cardiovascular mortality. Neurosci Biobehav Rev. 2015; 56: 139–50. https://dx.doi.org/10.1016/j.neubiorev.2015.07.001.

37. Albus C., Waller C., Fritzsche K. et al. Significance of psychosocial factors in cardiology: Update 2018: Position paper of the German Cardiac Society. Clin Res Cardiol. 2019; 108(11): 1175–96. https://dx.doi.org/10.1007/s00392-019-01488-w.

38. Smyth A. Physical activity and anger or emotional upset as triggers of acute myocardial infarction: The INTERHEART study. Circulation. 2016; 134(15): 1059–67. https://dx.doi.org/10.1161/CIRCULATIONAHA.116.023142.

39. Евстифеева С.Е., Шальнова С.А., Макарова Ю.К. с соавт. Ассоциируется ли уровень тревоги и депрессии в популяции со смертностью населения? По данным исследования ЭССЕ-РФ. Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2021; 20(5): 252–261. [Evstifeeva S.E., Shalnova S.A., Makarova Yu.K. et al. Is the population level of anxiety and depression associated with mortality? Data from the ESSE-RF study. Kardiovaskulyarnaya terapiya i profilaktika = Cardiovascular Therapy and Prevention. 2021; 20(5): 252–261 (In Russ.)]. https://dx.doi.org/10.15829/1728-8800-2021-3009. EDN: LCPZLS.

40. Moise N., Khodneva Y., Jannat-Khah D.P. et al. Observational study of the differential impact of time-varying depressive symptoms on all-cause and cause-specific mortality by health status in community-dwelling adults: The REGARDS study. BMJ Open. 2018; 8(1): e017385. https://dx.doi.org/10.1136/bmjopen-2017-017385.

41. Ye S., Muntner P., Shimbo D. et al. Behavioral mechanisms, elevated depressive symptoms, and the risk for myocardial infarction or death in individuals with coronary heart disease: The REGARDS (Reason for Geographic and Racial Differences in Stroke) study. J Am Coll Cardiol. 2013; 61(6): 622–30. https://dx.doi.org/10.1016/j.jacc.2012.09.058.

42. Tully P.J., Cosh S.M., Baumeister H. The anxious heart in whose mind? A systematic review and meta-regression of factors associated with anxiety disorder diagnosis, treatment and morbidity risk in coronary heart disease. J Psychosom Res. 2014; 77(6): 439–48. https://dx.doi.org/10.1016/j.jpsychores.2014.10.001.

43. Thompson D.R., Ski S.F. Psychosocial interventions in cardiovascular disease – what are they? Eur J Prev Cardiol. 2013; 20(6): 916–17. https://dx.doi.org/10.1177/2047487313494031.

44. Pizzi C., Rutjes A.W., Costa G.M. et al. Meta-analysis of selective serotonin reuptake inhibitors in patients with depression and coronary heart disease. Am J Cardiol. 2011; 107(7): 972–79. https://dx.doi.org/10.1016/j.amjcard.2010.11.017.

45. He W., Zhou Y., Ma J. et al. Effect of antidepressants on death in patients with heart failure: A systematic review and meta-analysis. Heart Fail Rev. 2020; 25(6): 919–26. https://dx.doi.org/10.1007/s10741-019-09850-w.

46. Honkola J., Hookana E., Malinen S. et al. Psychotropic medications and the risk of sudden cardiac death during an acute coronary event. Eur Heart J. 2012; 33(6): 745–51. https://dx.doi.org/10.1093/eurheartj/ehr368.

47. Шишкова В.Н. Стратегия ведения и профилактики психоэмоциональных нарушений в практике терапевта. Медицинский совет. 2023; 17(6): 76–82. [Shishkova V.N. Strategy for the management and prevention of psycho-emotional disorders in the GP’s practice. Meditsinskiy sovet = Medical Council. 2023; 17(6): 76–82 (In Russ.)]. https://dx.doi.org/10.21518/ms2023-077. EDN: ZUOVBB.

48. Вейн А.М., Артеменко А.Р., Онкин В.Ю. с соавт. Эффективность грандаксина в коррекции психовегетативных расстройств. Лечение нервных болезней. 2001: 9–20. [Vein A.M., Artemenko A.R., Onkin V.Yu. et al. The effectiveness of grandaxin in the correction of psychovegetative disorders. Lecheniye nervnykh bolezney = Treatment of Nervous Diseases. 2001: 9–20 (In Russ.)].

49. Стаценко М.Е., Говоруха О.А. Влияние грандаксина на показатели качества жизни и темп реабилитации больных с сердечной недостаточностью, перенесших инфаркт миокарда. Южно-Российский медицинский журнал. 2003; (5–6): 13–21. [Statsenko M.E., Govoruha O.A. Influence of grandaxin on indicators of quality of life and rate of rehabilitation of patients with heart failure after myocardial infarction. Yuzhno-Rossiyskiy meditsinskiy zhurnal = Southern Russian Medical Journal. 2003; (5–6): 13–21 (In Russ.)]. EDN: WQUWXL.

50. Кулешова Э.В. Применение тофизопама (грандаксина) для лечения больных ишемической болезнью сердца. Клиническая фармакология и терапия. 2000; 9(5): 53–55. [Kuleshova E.V. The use of tofisopam (grandaxin) for the treatment of patients with coronary heart disease. Klinicheskaya farmakologiya i terapiya = Clinical Pharmacology and Therapy. 2000; 9(5): 53–55 (In Russ.)].

51. Осипенко М.Ф., Храмов Ю.Л., Макарова Т.А. с соавт. Роль грандаксина в лечении функциональных заболеваний желудочно-кишечного тракта. Терапевтический архив. 2000; 72(10): 23–27. [Osipenko M.F., Khramov Yu.L., Makarova T.A. et al. The role of grandaxin in the treatment of functional diseases of the gastrointestinal tract. Terapevticheskiy arkhiv = Therapeutic Archive. 2000; 72(10): 23–27 (In Russ.)].

52. Гольдин Б.Г., Савицкая И.В. Грандаксин в лечении тревожных расстройств у больных бронхиальной астмой. В мире лекарств: клиническая фармакология и фармакотерапия. 1999; (3–4): 82–84. [Goldin B.G., Savitskaya I.V. Grandaxin in the treatment of anxiety disorders in patients with bronchial asthma. V mire lekarstv: klinicheskaya farmakologiya i farmakoterapiya = In the World of Medicines: Clinical Pharmacology and Pharmacotherapy. 1999; (3–4): 82–84 (In Russ.)]. EDN: YQBKXD.

About the Authors

Veronika N. Shishkova, MD, leading researcher, head of the Department of the prevention of cognitive and psychoemotional disorder, National Medical Research Center for Therapy and Preventive Medicine of the Ministry of Healthcare of Russia, associate professor of the Department of therapy and preventive medicine, A.I. Yevdokimov Moscow State University of Medicine and Dentistry of the Ministry of Healthcare of Russia. Address: 101000, Moscow, 10/3 Petroverigsky Lane. E-mail: veronika-1306@mail.ru. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-1042-4275

Similar Articles

By continuing to use our site, you consent to the processing of cookies that ensure the proper functioning of the site.